Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

считает, что детская нейрохирургия как никакая другая специальность определяет личность человека. Большинство людей могут поменять работу, оставшись самими собой. К моей работе это, видимо, неприменимо. Жена говорит, что я и есть работа. Все остальное – она, мои дети, мои увлечения, мое собственное здоровье – отходит на второй план.

Супруга не держит на меня зла и даже гордится тем фактом, что у меня так много других детей! Но она также переживает по поводу того, как губительно профессия сказывается на мне – порой мой маленький мозг попросту не справляется с тем, с чем я сталкиваюсь в больнице. Слыша подобное, я не чувствую себя особо хорошим отцом или мужем, хотя я бы сказал, что именно потому, что я сам являюсь отцом, я так и предан своей работе.

Каждый раз, когда ко мне поступает новый пациент, в голове проносится одна и та же мысль: «Что, если бы в лечении нуждался мой ребенок?»

Я бы определенно хотел врача, готового в случае необходимости бросить все – даже если порой ему придется подводить своих близких. Именно таким человеком я и стараюсь быть.

На какие бы личные жертвы я ни шел, родителям моих пациентов невероятно тяжело вслепую довериться мне. Помню, как стоял у дверей операционной, пока моей дочери вырезали гланды. Я знал хирурга – прекрасная женщина, выдающийся специалист в своей области, – и тем не менее передать собственного ребенка в руки человеку, который будет орудовать над ним скальпеле (или еще чем похуже), было для меня настоящим испытанием.

Разумеется, мне никак не понять, способен ли я на большее. Мой собственный опыт в качестве родителя пациента крайне ограничен. Доверить свою маленькую радость кому-то, кто заверяет, что разберется с его поломанной ногой, уже непросто решиться. Каково же отцу или матери давать разрешение на работу мне, зная, что я прикоснусь своими пальцами к мозгу их ребенка?

Одно дело, когда хирург какой-то другой специализации говорит: «Это стандартная операция. Мы проводим их тысячами без каких-либо проблем», и совсем другое, когда я вскрываю ребенку череп, предупреждая: «Эта операция связана с очень большим риском. Он может так и не оправиться от нее, а то и вовсе не пережить. Последствия могут затронуть его личность, речь, способность к обучению – в общем, все, что делает нас людьми».

Мне попадались люди, которые в такие мгновения верили в нас больше, чем в своих божеств, – на кону была жизнь их ребенка. Они так отчаянно хотят, чтобы мы преуспели, что готовы вверить свою судьбу в руки совершенно незнакомого человека, разрешив ему делать все, что он посчитает нужным. Во всяком случае, обычно происходит именно так…

К нам поступил маленький мальчик с опухолью мозга. Моя дежурившая коллега была вполне способна поставить диагноз и провести операцию. И все же, как только поступили результаты МРТ, она попросила меня прийти и помочь обсудить детали с семьей. Женщина устроилась консультантом в наше отделение не так давно, и подобными сложными случаями мы нередко занимались вместе. Вторая пара глаз в операционной никогда не помешает.

Как всегда, я был максимально прямолинеен:

– У вашего мальчика в задней части мозга опухоль значительного размера. Мы еще сделаем специальные снимки, чтобы уточнить ее масштабы, а также проверим спинной мозг, однако нам необходимо немедленно начать разбираться с опухолью.

– Вы ее вырежете? – спросила мама.

– Мы вырежем то, что достанем. Возможно, она окажется местами слишком тесно переплетена с важными структурами мозга. Если мы попытаемся их атаковать, то можем причинить еще больше вреда.

– Вы можете его вылечить?

– Должен сказать, судя по МРТ, вряд ли одного хирургического вмешательства будет достаточно. Мы удалим столько, сколько сможем, а затем посмотрим, что к чему. После этого можно будет планировать дальнейшие шаги. Ничего обещать, к сожалению, я не могу. Процедура чрезвычайно опасная. Мы будем иметь дело с самой чувствительной частью тела. Есть небольшая вероятность, что ваш сын не сможет оправиться от самой операции и в результате умрет.

Ненормально так говорить об одиннадцатилетнем мальчике. Ненормально так говорить с любящими родителями. И все же я озвучил лишь голые факты. Если их приукрасить или соврать, это никак не подготовит ни родителей, ни ребенка к тому, что их ждет.

Операция проходит как нельзя лучше. Музыка громкая, ставки высокие, напряжение в операционной приемлемое. Это способствует тому, чтобы мы не боялись, а хорошо выполняли свою работу. Мы все уже через это проходили, сотни раз проводили подобную операцию на сотнях мозгов, каждый из которых был уникален. Нам нужно быть начеку, хотя никаких явных проблем я не вижу.

Прошло два часа, и нам удалось удалить девяносто с лишним процентов опухоли. Она лежит в контейнере рядом со мной, коварная и самодовольная. Удивительно, как человеческий организм способен создать нечто столь чудовищное. Отправленные нами на анализ образцы были изучены под микроскопом. Через несколько дней результаты укажут на определенную злокачественную опухоль. Мы начинаем зашивать голову, а я уже обдумываю, что скажу матери мальчика.

Не случилось ничего непредвиденного. Мы не столкнулись ни с какими трудностями. Мы взялись за дело и добились поставленной цели. Если сделанные сразу после операции снимки ничего плохого не покажут, то, вероятно, после лучевой и химиотерапии у ребенка будут шансы выжить. К сожалению, этого не случилось.

Три дня спустя мы наконец получили результаты гистологии и послеоперационные снимки, в том числе спинного мозга. Это была катастрофа. Опухоль не сидела без дела. Вдоль всего спинного мозга сформировались вторичные злокачественные новообразования, называемые метастазами. Куда ни посмотри, везде находились злокачественные ткани.

Разговор, который мне предстоял с матерью, я тоже проводил уже сотни раз. Как и с мозгом, каждый из них был по-своему уникален. Я знал, что скажу, но не знал, как именно это сделаю, пока не окажусь с родителями лицом к лицу. Слова должны соответствовать атмосфере. Нельзя без надобности усугублять их боль. Маленький мальчик только что пережил успешную обширную операцию. Они всячески надеялись услышать хорошие новости.

Мама взяла слово первой:

– Вы сделали это? Вы вырезали ее?

– Да, – ответил я, – но…

– То есть он в порядке?

– Послушайте, я должен вам что-то сказать. Хотя с опухолью мы довольно неплохо справились, боюсь, это лишь начало проблем вашего сына. Опухоль распространилась по всему спинному мозгу. Мы обнаружили множественные метастазы.

– Что это значит?

– Это значит, что вашему сыну после операции потребуется интенсивный курс химиотерапии и лучевой терапии. Шансов у него, однако, очень мало.

Я замолчал, дав ей время обдумать мои слова.

– Неужели ничего нельзя?.. – спросила она. –